Кочин Леонид Александрович

_______________________________________________________________________

Героическая оборона

Составители: М.И. Глязер, Г.И. Олехнович, Т.М. Ходцева, Л.В. Киселёва

Государственное издательство БССР

Редакция социально-экономической литературы

Минск, 1963

ПРЕЗИРАЯ СМЕРТЬ

КОЧИН ЛЕОНИД АЛЕКСАНДРОВИЧ, лейтенант, заместитель командира роты связи

84-го стрелкового полка.

Сражался в Цитадели крепости у Холмских и Брестских ворот. Вечером 30 июня,

оглушенный взрывом, попал в плен. Делал попытки бежать, но безрезультатно.

Находился в лагерях военнопленных: Бяла-Подляска, Хаммельбург, Обертраублинг. После

репатриации служил в Советской Армии.

Сейчас Л.А. Кочин работает в Арктическом научно-исследовательском институте

(Ленинград). Член КПСС. Награжден двумя медалями.

Я не помню, как началась канонада, но помню, как силой взрыва мы все были сброшены на

пол. Впопыхах мы оделись и выскочили в коридор: там метались красноармейцы, не зная,

что делать. Паника была в первые минуты большая. Одни успели одеться, другие были в

нижнем белье, все бегали, никто толком не понимал, что творится кругом. А кругом гремело,

грохотало, пахло дымом и гарью, беспрерывно рвались снаряды и мины. Наши казармы

располагались в юго-западной части Центрального острова, поэтому артиллерийский обстрел

с первых же минут причинил нам особенно много вреда. Опомнившись, мы ликвидировали

панику, заставили людей одеться, взять оружие, расставили их по местам и, не теряя

времени, стали организовывать оборону. Окна и двери забаррикадировали матрацами и

подушками. В оставшихся отверстиях устанавливали пулеметы. Часть бойцов залегла за

каменной оградой Белого дворца (здание Инженерного управления).

Из старшего командного состава с нами находился только полковой комиссар Фомин, один

майор, капитан и несколько лейтенантов. Многие старшие командиры не попали к нам, так

как жили в городе или в домах командного состава, которые стояли у входа в крепость. Как

старший по чину и должности, полковой комиссар Фомин принял командование на себя.

Пробовали созвониться с городом, но оказалось, что связь полностью нарушена.

Радиостанции у нас были маломощные и с плохим питанием, и все попытки связаться с

внешним миром кончались неудачей: эфир забивали передачи немецких станций.

Фомин срочно созвал совещание-летучку. Мы обсудили положение, и каждому командиру

был доверен участок обороны. Но, прежде всего, надо было узнать обстановку. Трем

командирам, в том числе и мне, поручили произвести разведку в разных направлениях от

казармы. Не успели мы выбраться и пройти метров 150, как наткнулись на немецкого

сигнальщика. Взять живьем его не удалось, и при перестрелке он был убит. При нем мы

обнаружили опознавательное полотно для самолетов. Нам стало ясно, что в крепости уже

много врагов. С одним бойцом я стал пробираться по направлению к комсоставской

столовой. Только мы вышли на открытое место, как на нас обрушились пулеметные и

автоматные очереди; теперь уже не оставалось никакого сомнения, что, пока шла

артиллерийская подготовка, немцам удалось проникнуть в крепость и занять кое-какие

объекты.

Около кухни был убит красноармеец, с которым я шел в разведку. Мне пришлось вернуться

назад и доложить обстановку полковому комиссару. Другой лейтенант, перейдя мост через

Мухавец у Холмских ворот, был встречен огнем и повернул назад. А третий лейтенант, также

вышедший с одним из рядовых, не вернулся назад из разведки. Их судьбу мы так и не

узнали.

Нам оставалось одно: усилить оборону нашего участка. Но где добыть оружие? Ведь у

многих не было даже винтовки. Я позвал одного старшину и нескольких красноармейцев, и

мы отправились на поиски боеприпасов. К счастью, в конце казармы, в подвалах, мы

обнаружили склад, где находились пулеметы Дегтярева, автоматы, гранаты и патроны.

Едва перестала бить артиллерия, как началось наступление вражеской пехоты. Мне

поручили оборонять ту часть нашей казармы, которая тянулась вдоль реки Мухавец.

Распределив людей, я расставил всех в более безопасных от обстрела местах, а сам занял

наблюдательный пост у пулеметной точки на втором этаже. Ждать появления гитлеровцев

пришлось недолго. Со стороны госпиталя мы заметили группу людей, двигавшихся в нашу

сторону. В бинокль были хорошо видны немецкие автоматчики, которые гнали перед собой

людей в больничных халатах и в гражданской одежде. Это были больные из госпиталя и

медицинский обслуживающий персонал, которых фашисты решили использовать как живой

заслон. Они гнали их перед собой, зная, что в своих людей мы стрелять не будем. Тех, кто

сопротивлялся, немцы расстреливали, больные что-то кричали нам, махали руками, а когда

приблизились, мы услышали их призывы стрелять, не обращая ни на что внимания. Немцам

удалось вплотную подойти к речке, и там они закрепились. Тогда мы поднялись в атаку и

уничтожили большую часть их гранатами.

Помимо артиллерийского обстрела, нас беспрерывно бомбила и расстреливала из пулеметов

авиация. Мы не знали покоя ни днем, ни ночью. Спали урывками, не сходя со своего поста.

Было ясно, что оборона принимает затяжной характер, и противник, во что бы то ни стало,

постарается выбить нас из казарм. Пришлось как следует укрепить Холмские ворота:

притащили бронемашину, затем приволокли 45-мм пушку, а между ними навалили разного

хлама.

Как мы и предполагали, немцы в скором времени повторили попытку прорваться. На этот раз

они подбирались к мосту уже под прикрытием своих танков. Но и эта атака врага

захлебнулась. Один танк был поврежден, и фашисты ночью уволокли его.

Боеприпасы в первые дни обороны у нас были. Пулеметы и автоматы работали почти

круглые сутки, отбивая вражеские атаки. Гитлеровцы неоднократно сбрасывали листовки, в

которых предлагали нам сдаться. Мы отвечали огнем.

Остро ощущался недостаток продовольствия, воды и медикаментов. Бинты и йод быстро

иссякли. Вместо йода употребляли одеколон, вместо бинтов шло нательное белье. Раненых

с каждым днем все прибывало, находились они в подвалах. Нам теперь приходилось

держать как наружную, так и внутреннюю оборону.

Большая группа врагов, засевшая в первые же часы в здании костела и комсоставской

столовой, вела огонь по нашей обороне с тыла. Надо было непременно выбить их оттуда.

Часть фашистов хотела прорваться к реке, но их встретила штыковая контратака наших

бойцов. Таким образом, освободив здание бывшей церкви и комсоставскую столовую, мы

укрепили свой тыл. Правда, впоследствии они несколько раз переходили из рук в руки, когда

немцам удалось захватить часть казармы на участке между Тереспольскими и Холмскими

воротами.

Позиции, которые мы занимали в открытых отсеках и у каменной ограды Белого дворца в

саду, тоже пришлось оставить. Враги с чердаков и верхних этажей правой части казармы

вели прицельный огонь, причинявший большой урон. Особенно автоматчики и снайперы

охотились за командирами, так как по одежде мы отличались от бойцов, и гитлеровцы били

наверняка; так погибло много командиров. Поэтому полковой комиссар Фомин приказал

всем нам одеть красноармейское обмундирование, оставив только знаки различия. Не имея

связи с внешним миром, мы решили послать на прорыв несколько бронеавтомобилей.

Фомин дал им определенное задание. Но о судьбе этих машин и их экипажей я ничего не

знаю.

Немцы упорно продвигались вперед, и нам пришлось оставить большую часть зданий,

вплоть до следующей арки, где ранее размещались саперы. Часть штабных документов и

полкового имущества мы уничтожили, несгораемый шкаф взорвали, а деньги сожгли.

Полковое знамя сняли с древка и передали на хранение одному из лейтенантов и старшине

(фамилий их не помню). Им было приказано в случае опасности зарыть его в подвале (по

свидетельству рядового А.В. Жигунова, знамя было передано хранение красноармейцу

Ф.Д. Исаеву).

Наши здания превратились в руины. Что не сумела разрушить артиллерия, разрушали мины

и авиация. Минометный огонь также не прекращался ни днем, ни ночью. Немцы

обстреливали нас с исключительной точностью. Объекты для пристрелки были хороши. Мы

вынуждены были оставлять одно здание за другим. Особенно мне запомнился ночной

переход в казармы 33-го инженерного полка. Чтобы прорваться туда, надо было в первую

очередь выбить немцев из углового здания. Эта операция была проведена успешно.

Когда мы подошли поближе к другому зданию, оттуда на нас обрушился пулеметный огонь.

Только через некоторое время выяснилось, что там находились бойцы другого полка и

приняли нас за немцев. Хорошо еще, что обошлось без жертв. Казарма, в которую мы

теперь попали, была гораздо больше нашей, хотя и воинов стало больше, но вся беда

состояла в том, что боеприпасы расходовались быстро, а пополнять их было нечем. Патроны

берегли, стреляли только при приближении немцев. К счастью, в одном подвале нам

удалось найти целый склад гранат и пистолетных патронов, с помощью которых отбили

много вражеских атак.

Все защитники крепости жили одной надеждой: вот подойдут свои войска, немцы будут

отброшены назад, за границу. Но помощь не приходила. Подвалы были переполнены

ранеными, и там не прекращались стоны. Волосы поднимались дыбом от человеческих

криков, но мы были бессильны чем-либо помочь этим несчастным.

Когда Фомин принял на себя командование, он оставил при себе одного командира для

связи с участками обороны. Остальные командиры руководили боем на месте. Для принятия

какого-либо решения, имевшего общий характер, Фомин собирал всех, и мы сообща, на

летучке, решали вопросы.

Несколько дней подряд, начиная с 25 июня, мы пробовали прорвать вражеское кольцо и

выйти за пределы крепости. К прорыву готовились целые сутки. Очень тщательно связывали

столы, стулья, сооружали примитивные плоты. Для броска было организовано несколько

отрядов. Одному из них поручалось перебежать через мост и закрепиться на

противоположной стороне реки, а другим переправляться тотчас следом - кто как может.

Прорыв начали под утро. Немцы открыли ураганный огонь. Небо было усеяно

осветительными ракетами. Какой ад творился в то время, описать очень трудно. Фашисты

видели нас, как на ладони, поэтому потери были огромны. Лишь немногие - человек 25-30 -

перебрались на другую сторону. Какова их дальнейшая судьба - мы так и не узнали.

Мне и еще одному лейтенанту, фамилии его сейчас не помню, Фомин поручил прорваться с

группой людей через мост на другую сторону. Ползком добрались до моста и начали

перебежками пересекать его; но немцы открыли такой губительный огонь, что мы вынуждены

были залечь. Те, кто остался жив, а таких было немного, поползли между трупами назад, к

казарме. Погиб мой товарищ - лейтенант. Мне тоже пришлось пролежать на мосту без

движения минут 30-40, пока не утих огонь, а потом ползком вернуться в казарму. Итак, наши

попытки пробиться через вражеское кольцо окончились неудачно. В дальнейшем эти

попытки мы прекратили, убедившись в их бесполезности.

27-28 июня врагу удалось захватить часть нашей казармы. Продвигались они, как и прежде,

постепенно взрывая стены и перегородки внутри помещения и просачиваясь в эти бреши.

Борьба велась теперь за каждый метр здания. Большой урон мы несли от минометного огня.

В нескольких местах фашисты применили даже огнеметы. Здание горело, все было окутано

дымом. В основном бои велись в нижнем этаже, так как второй этаж был почти разрушен.

Туда пробирались только с гранатами, которые кидали в немцев, занимавших нижние

комнаты.

Но, несмотря на эти тяжелые условия, люди продолжали ожесточенно драться. Наступило 30

июня. Много ночей подряд мы не смыкали глаз, спали на ходу. С утра нас на бреющем

полете бомбила и расстреливала немецкая авиация, немецкие атаки следовали одна за

другой.

Во второй половине дня я находился на площадке у лестницы, где стояла наша пулеметная

точка. Обороняться было очень трудно. Фашисты за ночь подорвали здание во многих

местах и пробрались к нам на близкое расстояние. Неожиданно произошел взрыв, то ли

была крупная мина, то ли немцы снова стали подрывать здание - я не знаю, помню лишь

одно: силой взрыва я был отброшен на площадку и когда пришел в себя, то увидел вокруг

гитлеровцев. Мои товарищи по оружию, оставшиеся в живых, попали в плен. Я был сильно

контужен и получил легкое ранение в плечо и руку.

Нас собрали и повели к границе. По пути мы были свидетелями ужасного зрелища: из земли

торчало несколько голов, это немцы закопали живых людей в землю, оставив только головы,

чтобы потом, как по мишени, стрелять из автоматов. Нам они объявили, что так будет со

всеми политруками и комиссарами. Показывая на одну из голов, они говорили, что это наш

полковой комиссар Фомин, которого выдали перебежчики. Насколько это было верно -

трудно сказать, так как мы проходили на довольно далеком расстоянии, и мне не удалось

хорошо рассмотреть - был ли это Фомин или кто-нибудь другой.

ОФ МГОБК, оп. 84, д. 26, лл. 11-19.

http://www.fire-of-war.ru/Brest-fortress/p933.htm

=============================

http://rkka1941.blogspot.com/